Понял ли он сам, что сказал? Харшал сомневался.

— Сколько у вас питающих саттелитов?

— Семнадцать.

Пока. После Единения будет восемнадцать.

— А сколько из них еще живы?

— Семнадцать.

Правда может быть разной. Все семнадцать миров, привязанные пуповинами энергетических каналов к Хаоту, были живы. Пока. Один почти иссяк и уже начал закукливаться, готовый пополнить собой безразмерность Пустошей. Еще пять находились на пределе.

А десятки, принявшие руку и покровительство Хаота, ждали своей очереди, готовые поделиться силой. Эволюционировать? Хаот достиг вершин эволюции. Миров тысячи. Хаот уникален.

— У вас там, наверное, интересно, — не без печали заметил протектор, накручивая длинную нитку бус на палец. — Я бы хотел посмотреть, но… сами понимаете.

Харшал тоже был бы рад устроить гостю экскурсию, пусть бы и закончилась она в лабораториях Первого Круга, но он и вправду понимал: протектора из мира не выдернуть.

— И хорошо, что я вас встретил. Вряд ли у меня когда-нибудь еще получится поговорить с магом.

Он вздохнул, и песок у ног протектора стал серым. Карто. Шатер. Призрачная Танцовщица, которую так и не удалось повторить. Она вдруг повернулась на кончиках пальцев, и руки-крылья беспомощно опали. Она моргнула. Из глазниц хлынули пески Пустоши…

— Извините, но мне придется вас убить…

Песок не коснулся босых ног протектора. Он поднимался выше и выше, обездвиживая Харшала, выедая его. Пустошь была голодна.

Она отдала свою жизнь и теперь желала платы.

— …мы не можем позволить вам сделать это с нашим миром.

Но одного Харшала недостаточно, чтобы накормить ее.

— Ты… не остановишь.

Вместе со словами из Харшала сыпался песок.

Много песка.

— Я и не буду. Вы сами себя остановите. — Протектор подозвал карто и поднял подбородок, заставляя смотреть себе в глаза.

У него не выйдет.

Карто связаны с создателем и после смерти Харшала…

…Харшал не умрет. Он вернется в тот дом, от которого остались две стены. Ему ведь нравилась Танцовщица, и теперь он вечность сможет любоваться ею.

На сером диване удобно лежать.

— Сырое мясо, значит. — Гарт поскреб палочкой босую пятку. Сапоги, оставленные над кострищем, почти досохли, но Гарт решил, что надевать их не станет. Босиком ему удобней, а людей, ради которых приличия соблюдать надо, поблизости нет.

Он опоздал на час, выбравшись к лагерю, уже когда шатер почти догорел, а оставшиеся в живых твари оттащили мертвецов к старой телеге. Раскладывали аккуратно, по росту, переворачивая на левый бок, видать, для большей компактности. Твари пребывали в расстройстве и возбуждении, причем вызванным отнюдь не гибелью себе подобных. На Гарта они набросились поредевшей стаей, и он просто подавил их. Этого оставил исключительно из интереса, ну и чтобы получить информацию, что оказалось довольно просто.

Нападение. Стрелы. Глиняные горшки с едкой жидкостью, которая, ко всему, воспламенялась. Сети и топоры. Колья. Рогатины. Молоты. Люди действовали сообща, но твари сумели отстоять шатер хозяина.

Правда, Гарту на их хозяина было глубоко плевать.

Он опоздал. На час. А граница совсем рядом, и как ему быть на чужой территории? Возвращаться ни с чем? Отец разозлится и будет всецело прав…

…нехорошо получилось.

Идея пришла в голову сама. Впрочем, в голову Гарта периодически забредали самые разные идеи, и нынешняя была ничуть не более безумной, чем большинство прежних.

Переступив через тело мага — странные у него воспоминания, но Гарт с ними позже разберется, — он заглянул в шатер. На белом ковре остались пепельные следы… но хозяину уже все равно.

Шкатулка с письменными принадлежностями стояла на видном месте, и Гарт на секунду задумался, пытаясь понять, как именно обратиться к человеку, которого он в жизни не видел.

Вежливо!

Милая леди,

наши с Вами пути разминулись, вследствие чего я ныне пребываю в глубочайшем огорчении. И не смея последовать за Вами исключительно ввиду обстоятельств непреодолимой силы, я отправляю вам того, кто будет рад стать Вашим защитником.

Пусть вид его непригляден и, возможно, внушит Вам некоторое отвращение, но, уверяю, его намерения чисты, а душевные порывы искренни…

Это Гарт проконтролирует, хотя относительно наличия души у карто имелись некоторые сомнения.

…он обеспечит Вашу безопасность, а также препроводит Вас к месту встречи с Вашим супругом.

Гарт сунул кончик пера в ноздрю, пытаясь простимулировать работу мысли.

…который пребывает в добром здравии…

Физически, во всяком случае, тот был здоров, так что Гарт почти и не соврал. Надо было написать еще что-нибудь, душевное. Мама уверяла, что письма должны приносить радость.

…и надежде, что вынужденная Ваша разлука не продлится долго.

Припадаю к Вашей ручке,

Гарт.

P.S. Питается он мясом, лучше, если сырым. Думаю, что при наличии приказа сам его добудет.

Письмо он перечитал и пришел к выводу, что в принципе суть передана верно и вполне себе вежливо. Сложив бумагу, Гарт вручил ее существу, порадовавшись, что не убил его с остальными.

— Это — хозяйка. Новая. — Он транслировал образ, который вызывал у твари несомненный эмоциональный отклик. — Найди. Защищай. И приведи…

…он попытался как можно точнее воссоздать местность.

— Понял?

Существо кивнуло.

— Ну, тогда иди, что ли…

Надо было еще парочку оставить. Маме подарил бы… хотя мама вряд ли такому подарку обрадовалась бы.

И Гарт занялся делом куда как увлекательным: в шатре мага было множество прелюбопытных вещей. Например, престранного вида штуковина: куб из позолоченных трубочек, тонкой проволоки, стеклышек и черных неровно ограненных камней.

Гарт ткнул в камень пальцем.

Горячий. И вспыхнул неровным алым цветом, впрочем, весьма скоро вернулся к исходному состоянию.

Папа опять прав оказался: прорыв будет. Здесь. И скоро. Гарт надеялся, что успеет донести маяк до точки.

Все-таки безумные планы — это, кажется, наследственное…

Глава 12

Перекрестья

Когда конь пошел тряской рысью, Меррон все-таки вырвало. Но, как ни странно, стало легче. Настолько, насколько это вообще возможно. Нет, голова еще гудела, перед глазами плясали красные пятна, из носа текло, а лука седла при каждом шаге лошади впивалась в бок. И руки, за спину вывернутые, успели онеметь. Впрочем, несмотря на онемение, Меррон чувствовала веревки.

Но вот лошадь остановилась, и Меррон сбросили на землю. К счастью, земля была довольно мягкой, с толстой шубой прошлогодней листвы и влажноватой моховой подушкой. Меррон испытала огромное желание в листву закопаться, но порыв остановила — вытащат.

— Вставай, красавец… ну или красавица, но все равно вставай, — раздался такой до омерзения знакомый голос. Просьбу подкрепили пинком, и Меррон подумала, что как-то слишком уж часто ее пинают. И за что, спрашивается?

Но подняться она поднялась.

Ноги не держат, а падать мордой в грязь жуть до чего неохота.

Рассвело почти… сквозь переплетение ветвей небо видно, синее, чистое. Солнце зябко кутается в шаль из облаков, которые наверняка к полудню рассеются. Будет жарко и душно. Разве что лес защитит… обыкновенный такой лес. Дубы и сосны с красноватой корой, в трещинах которой проблескивают смоляные слезы. Длинные хлысты лещины кренятся под собственной тяжестью. Раскинулись метелки волчеягодника… и ручеек имеется, пробивается сквозь жирную землю, скользит по черным гнилым листьям.